Кто последний? – Мы за вами! - Екатерина Мурашова

– Я? – Вельда прилежно задумалась, несколько раз провела указательным пальцем по губам и подбородку, словно стараясь вспомнить что-то позабытое. – Он похож на Кларка, моего мужа. Мне это приятно. Мне кажется, что я выполнила какой-то долг. А что делать дальше – не знаю. Я не чувствую себя матерью. Анри говорит, что, поскольку мы вымираем, у нас все инстинкты подавлены или извращены…

– Это пусть твой Анри сам и вымирает, – презрительно возразила Гвел. – А тебе и Кларку твоему еще жить и жить…

– Все равно, – упрямо сказала Вельда. – Я знаю, что так не должно быть. Но не знаю – как.

– А чего тебе хочется-то? – Гвел смотрела на молодую женщину с откровенным сочувствием и явно не осуждала ее. На глаза Вельде навернулись слезы.

– Мне хочется назад, к Кларку, – тихо прошептала она, опустив голову. – Там все было легко, понятно, красиво…

– Эх, девочка! – Гвел неожиданно приподнялась и сгребла Вельду в охапку. Долго сдерживаемые слезы сами собой полились из глаз молодой женщины. От Гвел пахло нагретой резиной. Вельда знала, что акушерка всегда носит в нагрудном кармане стетоскоп, но все равно это было смешно, потому что именно этот запах ассоциировался у Вельды с резиновой упругостью Гвел. – Куда ж денешься-то – обратно не повернешь… Мужа своего ты, видать, сильно любила… недолюбила, получается, и сыну отдать боишься, как бы тот, большой Кларк не обиделся… Отдай, не бойся, ему было бы приятно. Сама говоришь – похож он на него… А с этим, с блажным нашим – тяжело тебе? Измучил тебя?

– Анри? – удивилась Вельда, приподняв заплаканное лицо. – Измучил? Да нет, что вы, Гвел! Он такой нежный, что мне даже иногда неловко…

– Ну вот, вот, – проворчала Гвел, ласково похлопывая Вельду по спине. Абсолютно также она хлопала по попкам младенцев. – Нежностью-то замучить куда как просто… Особенно если у самого мозги набекрень…

– Гвел, – Вельда отстранилась и серьезно взглянула на акушерку. – Гвел, скажите мне: вы тоже считаете, что у Анри… что-то с головой?

– Тоже считаете? А еще-то кто так считает? Ты сама?

– Я не знаю. Я иногда думаю – так, иногда – иначе.

– Вот и я тоже – когда как. Но рыжая говорит: все в порядке. Ей-то, вроде, виднее. – Вельда не стала уточнять, кого Гвел имеет в виду под словом «рыжая».

– Наверное, я устала, Гвел, но сама не хочу себе в этом признаться. Мне хочется определенности – любой, пусть самой печальной.

– А что он-то? Зеленых человечков ловит? Или с дятлами перестукивается?

– Большинство его идей мне не очень понятны…

– Ты не думай – он мужик головастый. Не зря он по всем этим советам-то шастает. Рыжая знает: и среди тех он не из последних будет. Ну, а с головой, сама знаешь: от больших дел большие помехи бывают. И вот что я тебе еще скажу: ему самому в себе тесно. Оттого и с тобой сошелся, и выдумывает всякое…

– Как это – самому в себе тесно?

– Ну, как объяснить? Вроде одежды, понимаешь? Вот тебе твоя впору, а надень-ка мою юбку… руками держать придется или веревкой подвязывать. Или если тебя в брючки мартины запихать… Вот так же и человек в душе своей. Одному душа впору, он в ней и ладно и оборотисто себя чувствует. И другим с ним хорошо и весело. Должно, твой Кларк был такой. – Вельда опять закивала. – А другому – велика, он ее все в складочку собрать норовит или ушить где – вроде, так и было. А все равно видать, и сидит неловко, набекрень как-то. Ну, а есть кому мала, они все из себя на волю рвутся. Вот Анри Левин такой. И ума ему своего мало, и возможностей, и людей на земле мало, и счастья для всех…

– Точно, точно! – нешуточно обрадовалась Вельда. – Как вы это хорошо сказали, Гвел! А что же мне-то делать?

– А ничего не делать, – добродушно усмехнулась Гвел и, как ребенку, вытерла щеки Вельды тыльной стороной своей большой квадратной ладони. – Терпи, пока можешь. Вон, рыжая когда-то не выдержала, извел он ее своими устремлениями, до сих пор шипят иногда друг на дружку, как две гадюки на одном участке… Ну, ты-то посильнее рыжей будешь…

– Я?! – недоверчиво переспросила Вельда.

– А я что ли? В тебе сила какая-то нутряная, немерянная, ты и сама про нее, небось, не знаешь. А Анри-то Левин почуял. Он все чует. И нет чтоб примириться или порадоваться: вот, и то могу, и это. Многим ли дано? Так нет же, на стенку лезет: отчего это я понять не могу, чего чувствую, и почувствовать не могу, о чем думаю…

– Гвел, я поняла! – неожиданно Вельда вскочила, оперлась ладонями о стол и почти нависла над акушеркой. – Он всех этих своих пришельцев или еще кого придумал, чтоб было интереснее, а теперь изо всех сил хочет их почувствовать. Чтобы замкнуть кольцо, расширить свой мир. Это вроде того, чтобы в тесную юбку клин вставить. Была мала, стала – впору. Так?

– Ну, девочка, это ты что-то мудреное говоришь. Тебе виднее, чего у него там конкретно-то в башке крутится. Ты лучше вот что для себя реши: нужно ли тебе, чтоб он тебя вот так-то при себе держал, как объект непонятый и заодно резервуар для всех его бредней. По нутру ли тебе? И Кларку маленькому не во вред ли?

– Не знаю. Анри Кларка любит, играет с ним… иногда. А меня… я так и не знаю, зачем я Анри. Мы живем вместе, спим, едим, я что-то делаю для него по его работе, и он говорит, что это для него очень важно, но я не знаю… Мне все время кажется, что это не все, что должно быть еще что-то, и у меня просто не хватает ума понять, догадаться…

– А с Кларком – было? – спросила Гвел и ждала ответа, внимательно наблюдая за Вельдой.

– Не знаю, ничего не знаю, – Вельда снова села и закрыла руками лицо.

– Вот этим ты от всех и отличаешься! – наставительно сказала Гвел. – Все у нас все знают, а ты – ничего.

Мелодичная трель звонка вклинилась в их разговор. Гвел нажала кнопку переговорного устройства.

– Гвел! Добрый день! – негромкий, но словно наэлектризованный голос Анри заполнил комнату, выгнал из нее умиротворенно спокойную атмосферу детской. – Вельда не у тебя?

– У меня, у меня, – проворчала Гвел. – А что тебе неймется-то?

– Пожалуйста, Вельда, приходи в лабораторию, – напрямую обратился Анри. Вельда и Гвел переглянулись. Обе знали, что Анри нарушал неписанные правила этикета только в самых крайних случаях. – Немедленно. Сейчас. Я прошу тебя.

– Я, наверное, пойду… – неуверенно сказала Вельда, обращаясь к Гвел.

– Беги, беги, как же! – усмехнулась акушерка, отключив вызов. – Небось. Жирного зеленого человечка отловил, тебя ждет – показать.

– Ну, мало ли что, – Вельда неопределенно покрутила кистью.

– Мало ли, – согласилась Гвел. – Беги. Пора уже. Души, они яйцами размножаются…

– Яйцами? Души? – удивленно переспросила Вельда. На лице ее обозначилась неуверенная готовность к улыбке.